«Профессор накрылся!» и прочие фантастические неприятности - Генри Каттнер

можете остаться в этой комнате. Пока время оплачено, она ваша. Если пожелаете, на период договора аренды дверь можно запечатать, и тогда она будет открываться только изнутри. Плата составляет…

Я с трудом улавливал слова – голос превратился в едва различимый шепот.

Воздух сделался густым, точно молоко, он растекался красками, как у меня на балконе под защитой «Полного барьера».

Мне показалось, что я слышу еще один голос.

– Только подумайте, – шептал мистер Филд, – с раннего детства вас учили ждать самых невероятных чудес. Но чудес не бывает – нигде, кроме как в «Горнем приюте». Вот оно, счастье. По сравнению с величием той цели, которой вы вот-вот достигнете, наша цена совсем невелика. Друг мой, вот она, идеальная жизнь. Вот они, небеса обетованные.

Из клубящегося воздуха мне улыбалась Ниобе Гай.

Самая красивая женщина в мире. Олицетворение всех желаний. Воплощение славы, счастья, богатства, здоровья и благополучия. Много лет меня вынуждали стремиться к этим недостижимым идеалам и объясняли, что все они – суть Ниобе Гай. Но прежде я никогда не оказывался в одной с ней комнате, не видел ее такой реальной, осязаемой, теплой и живой, тянущей ко мне руки…

Само собой, это была проекция. Но доведенная до совершенства во всех тактильно-сенсорных подробностях. Я чуял аромат духов, осязал, как ее руки обвивают меня, как скользит по моей ладони прядь ее волос, чувствовал вкус ее губ – не хуже, чем тысячи других мужчин, целующие Ниобе Гай в своих подземных квартирах.

Именно эта мысль, а не ощущение поплывшей реальности заставила меня оттолкнуть Ниобе Гай и сделать шаг назад. Но Ниобе Гай было все равно. Она продолжала обнимать пустоту.

Тут-то я и понял, что провалил последнюю проверку на здравомыслие, ведь я уже не мог отличить правду ото лжи. Ты не выдерживаешь последнего экзамена, когда иллюзия оживает, когда ты можешь коснуться рекламной картинки, обнять ее и поцеловать, словно настоящую женщину. Так пал мой последний бастион.

Я смотрел, как Ниобе Гай ласкает воздух, как воплощение наижеланнейшей красоты готовится к совокуплению с пустым местом.

Потом я открыл дверь и вышел в коридор, где меня ждал мистер Филд. Он оторвался от изучения своего блокнота и поднял на меня глаза. Наверное, опыта ему было не занимать, поскольку он лишь пожал плечами и кивнул:

– Что ж, если все-таки заинтересуетесь, вот вам моя визитка. К вашему сведению, многие возвращаются. Обдумают все хорошенько и возвращаются.

– Многие, но не все, – сказал я.

– Нет, не все. – Он посерьезнел. – По-моему, у некоторых врожденная резистентность. Вероятно, вы принадлежите к их числу. Если так, мне вас жаль. Там, снаружи, сущий бедлам. В котором, кстати говоря, никто не виноват. Выживаем как можем, других способов не знаем. Но вы подумайте. Не исключено, что чуть позже…

– Где моя жена? – перебил я.

– Вон там, – показал он. – Простите, но ждать не стану, я страшно занят. Где лифт, вы уже знаете.

Я слышал, как удаляются его шаги. Я подошел к двери и постучал. Подождал. Ответа не было.

Я постучал снова, сильнее и громче, но звук был глухой, и я понял, что в комнате его не слышно. На небесах обетованных клиенту ничто не угрожает.

Я заметил на двери круглую металлическую пломбу. Теперь я стоял совсем близко, поэтому сумел прочесть мелкий шрифт: «Запечатано до 30 июня 1998 года, уплачено наличными».

В уме я произвел кое-какие подсчеты. Да, она истратила все деньги, все восемьдесят четыре тысячи долларов. Договор аренды истекает через несколько лет.

Какой же фокус она выкинет в следующий раз?

Больше стучать я не стал. Проследовал за мистером Филдом, нашел лифт, поднялся на уличный уровень. Ступил на скоростной тротуар и поехал в Манхэттен. Повсюду надрывалась ослепительная реклама. Я нашел в кармане беруши и воспользовался ими по назначению. Но они помогают только от звука. Сияющие водовороты визуальных образов расползались по зданиям, проскальзывали за углы, обнимали монолитные стены. Куда ни глянь, отовсюду на меня пялился Фреддо Лестер.

Послеобраз его физиономии не перестал жечь мне сетчатку, даже когда я зажмурил глаза.

Авессалом

Вечерело. Иоиль Локк, высокий сорокалетний молчун с прохладно-серыми глазами и ртом, вечно искривленным в зародыше сардонической усмешки, вернулся домой из университета, где заведовал кафедрой психономики, открыл боковую дверь, тихо вошел, замер и прислушался. Гудел пылеуловитель, а это значило, что домработница Авигея Шуллер трудится не покладая рук. Тонко улыбнувшись, Локк повернулся к стенной панели, по его прибытии отъехавшей в сторону.

Скромных размеров лифт бесшумно доставил Локка на второй этаж, где он с великой осторожностью подкрался к двери в конце коридора и застыл перед ней, опустив голову и рассеянно глядя в пустоту. Тишина. Немного постояв так, он отворил дверь и ступил в комнату.

В тот же миг его объяла нерешительность, и он словно примерз к полу, но почти не изменился в лице, разве что поджал губы. Строго напомнив себе о необходимости соблюдать тишину, Локк стрельнул глазами по сторонам.

Комната вполне могла принадлежать не восьмилетнему мальчишке, но заурядному парню двадцати лет. Кипа книгозаписей, рядом с ней кое-как расставлены теннисные ракетки. Работал тиаминатор. Локк машинально щелкнул выключателем и резко обернулся. Видеофон не подавал признаков жизни, но Локк готов был поклясться, что с экрана за ним только что наблюдали.

И не впервые.

Через некоторое время Локк снова повернулся к книгам, присел на корточки, повертел в руках экземпляр «Краткого курса энтропийной логики» и нахмурился. Вернул цилиндр на место, бросил еще один задумчивый взгляд на видеофон и отправился вниз.

Пальцы Авигеи Шуллер порхали над панелью управления «Экономкой», а губы были крепко сомкнуты – едва ли не крепче, чем стянут на затылке чопорный пучок седеющих волос.

– Добрый вечер, – поздоровался Локк. – Где Авессалом?

– Играет во дворе, брат Локк, – ответила домработница, соблюдая должные формальности. – Вы вернулись раньше обычного. Я еще не закончила с гостиной.

– Так включите ионы, пусть себе шустрят, – сказал Локк. – Это же недолго. Все равно мне надо проверить контрольные.

Он шагнул к выходу, но Авигея многозначительно кашлянула.

– Да?

– У него изможденный вид.

– Значит, игры на свежем воздухе пойдут ему на пользу, – отрезал Локк. – Я планирую отправить его в летний лагерь.

– Брат Локк, – сказала Авигея, – я в толк не возьму, почему вы не пускаете его в Нижнюю Калифорнию? Ведь он туда всем сердцем стремится. Раньше вы дозволяли ему учить самые трудные науки, а тут прямо рогом уперлись. Это, конечно, не моего ума дело, но видно же, что он совсем зачах.